Неточные совпадения
Раньше бывало так, что, высказав свои
мысли вслух, пропустив их пред собою, как на параде, он видел, какие из них возбуждают наиболее
острое внимание, какие проходят неясными, незаметно, и это позволяло ему отсевать зерно от плевел.
Говорила она — не глядя на Клима, тихо и как бы проверяя свои
мысли. Выпрямилась, закинув руки за голову;
острые груди ее высоко подняли легкую ткань блузы. Клим выжидающе молчал.
Клим Самгин не впервые представил, как в него извне механически вторгается множество
острых, равноценных
мыслей.
Самгин прежде всего ощутил многократно испытанное недовольство собою: было очень неприятно признать, что Дронов стал интереснее,
острее, приобрел уменье сгущать
мысли.
Он снова наткнулся на
острый вопрос: как явилась
мысль о связи Марины с департаментом полиции?
И, как всегда, когда он замечал это созвучие, он с досадой, всё более
острой, чувствовал, что какие-то говоруны обворовывают его, превращая разнообразный и обширный его опыт в
мысли, грубо упрощенные раньше, чем сам он успевает придать им форму, неотразимо точную, ослепительно яркую.
«Возможен скандал», — сообразил Самгин и тоже ушел, вдруг почувствовав раздражение против лектора, находя, что его фразы пошловаты и компрометируют очень серьезные, очень веские
мысли. Он, Самгин, мог бы сказать на темы, затронутые доцентом Пыльниковым, нечто более
острое и значительное. Особенно раздражали: выпад против критицизма и неуместная, глуповатая цитата из зеленой книжки.
Этот ход
мысли раздражал его, и, крепко поставив слона на его место к шестерым, Самгин снова начал путешествовать по комнате. Знакомым гостем явилось более
острое, чем всегда, чувство протеста: почему он не может создать себе крупное имя?
Мысли его расползались, разваливались, уступая место все более
острому чувству недовольства собою.
Остаток вечера он провел в
мыслях об этой женщине, а когда они прерывались, память показывала темное,
острое лицо Варвары, с плотно закрытыми глазами, с кривой улыбочкой на губах, — неплотно сомкнутые с правой стороны, они открывали три неприятно белых зуба, с золотой коронкой на резце. Показывала пустынный кусок кладбища, одетый толстым слоем снега, кучи комьев рыжей земли, две неподвижные фигуры над могилой, только что зарытой.
В статьях этих я жил вместе с войной и писал в живом трепетании события. И я сохраняю последовательность своих живых реакций. Но сейчас к
мыслям моим о судьбе России примешивается много горького пессимизма и
острой печали от разрыва с великим прошлым моей родины.
Но
мысль о ней вонзалась в его душу поминутно как
острый нож.
Последняя книга очень крайняя, и это соответствует крайности моей
мысли и
острой конфликтности моего духовного типа.
Таким веком я буду считать XIX в., век
мысли и слова и вместе с тем век
острого раскола, столь для России характерного, как внутреннего освобождения и напряженных духовных и социальных исканий.
Билась в груди ее большая, горячая
мысль, окрыляла сердце вдохновенным чувством тоскливой, страдальческой радости, но мать не находила слов и в муке своей немоты, взмахивая рукой, смотрела в лицо сына глазами, горевшими яркой и
острой болью…
И уже относились к драме этой как к чему-то далекому, уверенно заглядывая в будущее, обсуждая приемы работы на завтра. Лица были утомлены, но
мысли бодры, и, говоря о своем деле, люди не скрывали недовольства собой. Нервно двигаясь на стуле, доктор, с усилием притупляя свой тонкий,
острый голос, говорил...
Первая
мысль — кинуться туда и крикнуть ей: «Почему ты сегодня с ним? Почему не хотела, чтобы я?» Но невидимая, благодетельная паутина крепко спутала руки и ноги; стиснув зубы, я железно сидел, не спуская глаз. Как сейчас: это
острая, физическая боль в сердце; я, помню, подумал: «Если от нефизических причин может быть физическая боль, то ясно, что — »
Все глаза деловито направлены на лицо едока, на его нижнюю челюсть, на круглые желваки около ушей; смотрят, как
острый подбородок равномерно падает и поднимается, вяло делятся
мыслями...
Прошла неделя. Хрипачей еще не было. Варвара начала злиться и ругаться. Передонова же повергло это ожидание в нарочито-угнетенное состояние. Глаза у Передонова стали совсем бессмысленными, словно они потухали, и казалось иногда, что это — глаза мертвого человека. Нелепые страхи мучили его. Без всякой видимой причины он начинал вдруг бояться тех или других предметов. С чего-то пришла ему в голову и томила несколько дней
мысль, что его зарежут; он боялся всего
острого и припрятал ножи да вилки.
Она казалась ему то легкомысленной и доброй, то — хитрой, прикрывающей за своим весельем какие-то тёмные
мысли: иногда её круглые глаза, останавливаясь на картах, разгорались жадно, и лицо бледнело, вытягиваясь, иногда же она метала в сторону Марфы сухой,
острый луч, и ноздри её красивого носа, раздуваясь, трепетали.
Кожемякина охватило незнакомое, никогда не испытанное,
острое ощущение притока неведомой силы, вдруг одарившей его
мысли ясностью и простотой. Никогда раньше он не чувствовал так определённо своё отчуждение, одиночество среди людей, и это толкнуло его к ним неодолимым порывом, он отклонился на спинку стула, уставил глаза в большое лицо Смагина и заговорил как мог внушительно и спокойно...
В голове Кожемякина бестолково, как мошки в луче солнца, кружились мелкие серые
мысли, в небе неустанно и деловито двигались на юг странные фигуры облаков, напоминая то копну сена, охваченную синим дымом, или серебристую кучу пеньки, то огромную бородатую голову без глаз с открытым ртом и
острыми ушами, стаю серых собак, вырванное с корнем дерево или изорванную шубу с длинными рукавами — один из них опустился к земле, а другой, вытянувшись по ветру, дымит голубым дымом, как печная труба в морозный день.
Сосед с левой стороны у Ивана Дмитрича, как я уже сказал, жид Мойсейка, сосед же с правой — оплывший жиром, почти круглый мужик с тупым, совершенно бессмысленным лицом. Это — неподвижное, обжорливое и нечистоплотное животное, давно уже потерявшее способность
мыслить и чувствовать. От него постоянно идет
острый удушливый смрад.
Одна только
мысль и была теперь в голове рыбака — все та же
острая, назойливая
мысль, которая постоянно жила в нем, изредка лишь заслоняясь житейскими заботами; достаточно было просветлиться этой
мысли, чтобы изгладить мгновенно из его памяти все расчеты, все соображения.
Ему вспомнилось, что именно сегодня Татьяна празднует день рождения. Сначала
мысль о том, чтобы пойти к ней, показалась ему отвратительной, но почти тотчас же одно
острое, жгучее чувство коснулось его сердца…
Эта
мысль вызывала в нем
острое желание оборвать парня, сконфузить его.
Ничто так не мешало мне жить, как
острое чувство голода, когда мои лучшие
мысли странно мешались с
мыслями о гречневой каше, о котлетах, о жареной рыбе.
И все
острее становилась тревога; и пяти минут невозможно было просидеть на месте, только и отдыхала немного
мысль, как двигались ноги хотя бы в сторону противоположную.
И эту
острую боль, такую немудрую и солнечно-простую, он с радостью несколько дней носил в груди, пока ночью не придушила ее грубая и тяжелая
мысль: а кому дело до того, что какой-то Саша Погодин отказывается любить какую-то Евгению Эгмонт?
Между тем заботы службы, новые лица, новые
мысли победили в сердце Юрия первую любовь, изгладили в его сердце первое впечатление… слава! вот его кумир! — война вот его наслаждение!.. поход! — в Турцию… о как он упитает кровью неверных свою
острую шпагу, как гордо он станет попирать разрубленные низверженные чалмы поклонников корана!.. как счастлив он будет, когда сам Суворов ударит его по плечу и молвит: молодец! хват… лучше меня! помилуй бог!..
Но скоро тело привыкло и к этому режиму, и страх смерти появился снова, — правда, не такой
острый, не такой огневый, но еще более нудный, похожий на тошноту. «Это оттого, что тянут долго, — подумал Сергей, — хорошо бы все это время, до казни, проспать», — и старался как можно дольше спать. Вначале удавалось, но потом, оттого ли, что переспал он, или по другой причине, появилась бессонница. И с нею пришли
острые, зоркие
мысли, а с ними и тоска о жизни.
Глядя, как течение Волги колеблет парчовую полосу света и, зарожденное где-то далеко во тьме, исчезает в черной тени горного берега, — я чувствую, что
мысль моя становится бодрее и
острей.
Чтение длится утомительно долго, я устаю слушать, хотя мне нравятся
острые и задорные слова, легко и просто они укладываются в убедительные
мысли.
Теперь, когда Челкаш шепнул «кордоны!», Гаврила дрогнул:
острая, жгучая
мысль прошла сквозь него, прошла и задела по туго натянутым нервам, — он хотел крикнуть, позвать людей на помощь к себе… Он уже открыл рот и привстал немного на лавке, выпятил грудь, вобрал в нее много воздуха и открыл рот, — но вдруг, пораженный ужасом, ударившим его, как плетью, закрыл глаза и свалился с лавки.
С момента, когда он велел Гавриле грести тише, Гаврилу снова охватило
острое выжидательное напряжение. Он весь подался вперед, во тьму, и ему казалось, что он растет, — кости и жилы вытягивались в нем с тупой болью, голова, заполненная одной
мыслью, болела, кожа на спине вздрагивала, а в ноги вонзались маленькие,
острые и холодные иглы. Глаза ломило от напряженного рассматриванья тьмы, из которой — он ждал — вот-вот встанет нечто и гаркнет на них: «Стой, воры!..»
Доктор, снедаемый каким-то тайным недугом, был мало понятен Коле, но привлекал его шутовской иронией речи, возбуждавшей в голове юноши
острые, дерзкие
мысли.
Он жил в полусонном состоянии расслабленности и отупения:
мысли его пересекали одна другую и вдруг проваливались куда-то в темную глубину души, где притаилась жадная тоска и откуда по всем жилам
острою отравою растекалась злая горечь.
Подлая
мысль изменила мне, тому, кто так верил в нее и ее любил. Она не стала хуже: та же светлая,
острая, упругая, как рапира, но рукоять ее уже не в моей руке. И меня, ее творца, ее господина, она убивает с тем же тупым равнодушием, как я убивал ею других.
Но только чтение самой повести может дать понятие о том чутье к тончайшим поэтическим оттенкам жизни, о том
остром психическом анализе, о том глубоком понимании невидимых струй и течений общественной
мысли, о том дружелюбном и вместе смелом отношении к действительности, которые составляют отличительные черты таланта г. Тургенева.
А
мысль была действительно мучительная, невыносимо
острая…
Осознать себя со своей исторической плотью в Православии и чрез Православие, постигнуть его вековечную истину чрез призму современности, а эту последнюю увидать в его свете — такова жгучая, неустранимая потребность, которая ощутилась явно с 19 века, и чем дальше, тем становится
острее [Ср. с
мыслью В. И. Иванова, которую он впервые высказал 10 февраля 1911 г. на торжественном заседании московского Религиозно-философского общества, посвященном памяти В. С.
И при одной этой
мысли кровь приливала к его лицу, сердце билось тревожно, и всего его охватывало то
острое чувство оскорбленного достоинства, готового постоять за себя, которое особенно сильно в молодые годы, когда человек не настолько еще приобрел житейского опыта и выносливости, чтобы думать о последствиях, защищая свои права человека.
Васса вздрогнула с головы до ног от одной этой
мысли. Побледнела еще больше, потом снова вся залилась ярким, багровым румянцем. Сердце ее забилось, как пойманная пташка в клетке… Глаза вспыхнули, ярче,
острее…
— Счастливец! Да, вы — счастливец, — вырвалось непроизвольно и тихо из груди Милицы. И вдруг неожиданная,
острая и яркая
мысль жалом впилась в её мозг: «что, если»…
Вот вспыхивает
острым воспоминанием
мысль… Близким воспоминанием родного прошлого… Дорогие сердцу картины, которых ни даль расстояния, ни время разлуки никогда, никогда не вытеснят y неё из головы…
И вдруг мой мозг прорезала
острая как нож
мысль: я забыла один грех! Да, положительно забыла. И быстро встав с колен, я подошла к прежнему месту на амвоне и попросила стоявших там девочек пустить меня еще раз, не в очередь, за ширмы. Они дали свое согласие, и я более твердо и спокойно, нежели в первый раз, вошла туда.
И вдруг
острая, как кинжал,
мысль прорезала мой мозг...
В первый же вечер мне пришлось с ним сцепиться, Он был неумен, но спорить с ним было трудно. Враждебно глядя в глаза
острыми гвоздиками глаз, он с апломбом рубил свое, совершенно не слушая возражений. Строй
мыслей был верноподданнический, главные идеалы — повиновение и скромность. О таких Салтыков сказал: «Он в солнце пожарную кишку направит, чтоб светило умереннее».
Но на вершинах своей
мысли и творчества она пережила кризис гуманизма
острее, чем на Западе.